В четверг, 1 февраля, в Центральной городской библиотеке имени Александра Грина прошел литературный флэш-моб под названием «Душа моя нашла свой путь». Посвятили его Дню чтения вслух, как раз и отмечаемому во всем мире первого числа последнего зимнего месяца.
Ведущие творческого вечера, сотрудники библиотеки Елена Бильданова и Кристина Ильина в своей приветственной речи поведали собравшимся не только об интеллектуальном удовольствии чтения хороших и полезных книг вообще, но и о несомненной практической пользе чтения вслух как такового. Ведь оно улучшает грамотность и дикцию, увеличивает скорость усвоения информации и запоминания текста, обостряет человеческое сопереживание.
В России вечера «громкого» чтения стихотворных и прозаических произведений имеют духовные корни и давние исторические традиции. Также и главная феодосийская библиотека год из года гостеприимно распахивает двери для любителей чтения всех возрастов. Особенно для своих постоянных читателей, подрастающего поколения и творчески активных горожан.
Нынешние чтения вслух начались со стихотворения «Что такое семья» блестяще исполненного самым юным участником флэш-моба первоклассником Максимом Ильиным. Продолжили литературный марафон известные феодосийские поэтессы, авторы многочисленных книг и великолепные мастера художественного слова Руфина Максимова, Ирина Игнатова и Галина Степановна Кондратова. Далее к публике вышел молодой писатель, участник Республиканского конкурса чтецов «Так, в жизни есть мгновения», посвященного творчеству Федора Ивановича Тютчева, Иван Иванов.
Сегодня к свободному микрофону, как и положено, имели доступ все желающие. И гости библиотеки не преминули такой замечательной возможностью. Зрителей и слушателей разных поколений здесь тоже собралось предостаточно. Из четвертой городской школы имени Вити Коробкова на праздник громких чтений пришли девятиклассники со своими педагогами Еленой Русаковой и Инной Луценко, ставшие активными участниками библиотечного флэш-моба «Душа моя нашла свой путь».
Завершим наш рассказ о Дне чтения вслух в верховном храме книги Богом Данной стихами знаменитого русского поэта Роберта Рождественского, звучавшими сегодня, впрочем, как и всегда, актуально:
«Человеку надо мало:
чтоб искал и находил.
Чтоб имелись для начала
Друг — один, и враг — один.
Человеку надо мало:
чтоб тропинка вдаль вела.
Чтоб жила на свете мама.
Сколько нужно ей — жила.
Человеку надо мало:
после грома — тишину.
Голубой клочок тумана.
Жизнь — одну. И смерть — одну.
Утром свежую газету —
с Человечеством родство.
И всего одну планету: Землю!
Только и всего.
И — межзвездную дорогу
да мечту о скоростях.
Это, в сущности,- немного.
Это, в общем-то,- пустяк.
Невеликая награда.
Невысокий пьедестал.
Человеку мало надо.
Лишь бы дома кто-то ждал».
Был в брежневские времена анекдот:
- Как было в СССР при Сталине?
- Как, как! Как в трамвае: половина сидит, половина трясется.
Рождественский дал расширенную его версию: ПОЗАПРОШЛАЯ ПЕСНЯ.Иосиф Кобзон - Это было,было,было...Эта песня исполнялась единожды после эфира ее сразу же запретили а из эфира вырезали один куплет. https://www.youtube.com/watch?v=P5NvnPVuuD8
Старенькие ходики.
Молодые ноченьки...
Полстраны - угодники.
Полстраны - доносчики.
На полях проталинки,
дышит воля вольная...
Полстраны - этапники.
Полстраны - конвойные.
Лаковые туфельки.
Бабушкины пряники...
Полстраны - преступники.
Полстраны - охранники.
Лейтенант в окно глядит.
Пьет - не остановится...
Полстраны уже сидит.
Полстраны готовится.
Роберт Рождественский родился 20 июня 1932 года в селе Косиха, ныне Алтайский край. Отец Роберта — Станислав Петкевич был поляком из семьи, сосланной в Сибирь после варшавского восстания. Он работал в ОГПУ — НКВД, но уволился из НКВД в 1937 году, чтобы избежать ареста, и до Финской войны работал в Лесхозе. Во время войны он был командиром взвода 257-го отдельного сапёрного батальона 123-й стрелковой дивизии, и погиб в бою в Латвии 22 февраля 1945 года. Мать Роберта — Вера Павловна Фёдорова, до войны была директором сельской начальной школы, одновременно училась в медицинском институте, который с отличием окончила в 1941 году. В 1937 году родители Роберта развелись.
После начала войны мать была призвана на фронт, а Роберт остался с бабушкой. Потрясенный случившимся, он написал стихотворение «С винтовкой мой папа уходит в поход…». Его школьный учитель отнес стихотворение в редакцию газеты «Омская правда», где оно было опубликовано 8 июля 1941 года.
В 1945 году Вера Павловна вышла замуж за однополчанина — офицера Ивана Ивановича Рождественского.
Поэт Роберт Рождественский: "Я был верующим - верующим в Сталина..."
В ноябре 1993 года в Переделкине он дал собкору "Известий" интервью - как оказалось, последнее в своей жизни.
вопрос: У вас было счастливое детство?
ответ: Да. Потому что - детство. Оно было трудное. Но там была Победа, и она озарила все.
в: Но была и война...
о: Я ненавидел голос Левитана. Я плакал, а он говорил: "После тяжелых продолжительных боев..." Для нас, мальчишек, война прежде всего была голодом. Потом - холодом. Я не хочу сказать, что мне сильно досталось. В 1941 году я жил в Омске, где не стреляли, не убивали. Позже узнал, что в то время там в тюрьме - а я мимо нее ходил в гости к однокласснику - сидели Туполев и Королев.
в: Мальчишкой на фронт бегали?
о: Дважды. Один раз добежал до вокзала. А в другой раз показал себя умным и сноровистым и добрался аж до станции Омск-Товарная, это километра на три дальше. Но в НКВД ребята тоже были расторопные - взяли меня. Было мне тогда девять лет. Мать с отцом были на войне с самого начала, я жил с бабушкой, и только когда она умерла, мать выпросила отпуск, чтобы забрать меня с собой. Оформила меня как сына полка. У меня была перешитая форма, и мы поехали на фронт. Две недели ехали. Я был дико горд - проехать полстраны в военной форме! На каждой станции ходил вдоль вагона. Но в Москве матери знакомые сказали, что фронт готовится к наступлению. Она была военным врачом, ее место - у операционного стола. А я куда? Испугалась и оставила меня в детдоме. В Даниловом монастыре половину занимала тюрьма, половину - детдом. Обидно было до смерти, что на фронт не попал. Потом пришел дяденька, стал звать в военно-музыкальное училище. И мы с приятелем поперлись - вырваться из детдома хотелось. Опять же - форма. Так я стал воспитанником Красной Армии. Дудели до посинения. А потом был День Победы. 9 мая мы были на Красной площади. Нас качали. В самый салютный час - сотни прожекторов. Люди кидали мелочь в их лучи, и она искрилась. У меня оттуда осталось ощущение: не надо быть взрослым, надо быть счастливым... в: Сейчас многие говорят: чувствовали, что жили в тюрьме.
о: Я не скрываю: я тогда был верующим - верующим Сталину, в Сталина. Это была именно Вера - со своими святыми, мучениками, заповедями. У нас тогда даже клятва была мальчишеская во дворе: "Честное ленинско-сталинское всех вождей". Мы были счастливы счастьем незнания. Потом, узнав, я ужаснулся. Особо меня потрясло, что даже когда не успевали город защитить, заводы вывезти - расстрелять заключенных успевали всегда.
Привычка
Необъятная страна
все мне снится по ночам.
Было в ней заведено
правило такое:
кто не знал, тот не знал.
А кто знал, тот молчал.
А кто знал и не молчал,
говорил другое…
Захотелось как-то людям
жизнь по-новому начать.
Очень сильно захотелось!
Да одно мешает:
кто не знал, не хочет знать.
Кто молчал, привык молчать.
А кто другое говорил, так и продолжает.
в: От "Реквиема" и "210 шагов" вы бы сейчас отреклись?
о: От "Реквиема" - нет. В "210 шагах" есть какие-то строчки, которые... нет, пусть, это все искренне. Я этими стихами ничего не добивался. К диссидентам себя не причисляю: писал о том, во что верил, на меня не давили. Хотя хреновина с цензурой все же была. В начале 1950-х написал я стихотворение "Утро", где писал, что люблю утро больше, чем ночь. Это стихотворение я прочитал по ТВ, тогда был только прямой эфир, и у какого-то чина был день рождения. Вот во время "поддачи" этот чин - говорят, это был Капитонов, первый секретарь МГК КПСС - его услышал. И сказал: "Что же, значит, мы жили ночью? Себя не щадили, с врагами боролись?!" Образное мышление у него неплохо было развито... После этого на книжку мою бумаги не нашлось, в газеты перестали брать...
в: Когда закончилась оттепель, снова началось давление - вам бывало страшно?
о: Не страшно - противно. Когда хоронили в Переделкине Пастернака, гроб несли на руках на кладбище, передавали друг другу. И вдоль этой дороги - ребята с фотоаппаратами. И ясно, что далеко не все - корреспонденты...
в: Вас не удивляет то значение, которое придавалось в России поэтам?
о: Может быть, это мода. А может, через поэтов люди достигали свободы. В хрущевские времена вечера поэзии были в одном ряду с разоблачениями сталинизма. День поэзии мы придумали - Твардовский, Смеляков, Светлов, сидя в моей шестиметровой комнате, в подвале дома возле ЦДЛ. Никто не знал, что это можно - это было как в Америку плыть. А какие озверительные толпы были на вечерах поэзии в институтах, на стадионах!.. Может быть, так возвышался поэт, потому что у нас обязанность изменять мир всегда возлагалась на кого-нибудь другого. Это очень удобно... Считать себя виноватым, сознавать свою долю ответственности - черта интеллигента. Сейчас же понятие интеллигенции размылось. Если утром человек идет не к станку, он уже интеллигент.
в: Что вас поражает в нынешнем человеке?
о: Его уверенность в том, что все можно резко изменить. Поражает прорезающийся голос улиц. У Блока улица поет: "Мы на горе всем буржуям/ Мировой пожар раздуем,/ Мировой пожар в крови -/ Господи, благослови!" Если буржуям на горе, значит, нам, пролетариям, на счастье. Вот готовность эта страшна.
Ты меня в поход не зови, -
мы и так
по пояс в крови!
Над Россией сквозь годы-века
шли
кровавые облака.
Умывалися кровью мы,
причащалися кровью мы.
Воздвигали мы на крови
гнезда
ненависти и любви.
На крови посреди земли
тюрьмы строили
и Кремли.
Рекам крови потерян счет...
А она все течет и течет.
Из сборника "Последние стихи Роберта Рождественского", 1994 год
Вошь ползет по России.
Вошь.
Вождь встает над Россией.
Вождь.
Буревестник последней войны,
привлекательный, будто смерть…
Россияне,
снимайте штаны!
Вождь
желает вас поиметь!
Из сборника "Последние стихи Роберта Рождественского", 1994 год
Эта новость опубликована больше недели назад. Комментарии отключены.
Вот скажите на кой нам чертяк эти два миллиона пенсионеров
Был в брежневские времена анекдот:
- Как было в СССР при Сталине?
- Как, как! Как в трамвае: половина сидит, половина трясется.
Рождественский дал расширенную его версию:
ПОЗАПРОШЛАЯ ПЕСНЯ.Иосиф Кобзон - Это было,было,было...Эта песня исполнялась единожды после эфира ее сразу же запретили а из эфира вырезали один куплет.
https://www.youtube.com/watch?v=P5NvnPVuuD8
Старенькие ходики.
Молодые ноченьки...
Полстраны - угодники.
Полстраны - доносчики.
На полях проталинки,
дышит воля вольная...
Полстраны - этапники.
Полстраны - конвойные.
Лаковые туфельки.
Бабушкины пряники...
Полстраны - преступники.
Полстраны - охранники.
Лейтенант в окно глядит.
Пьет - не остановится...
Полстраны уже сидит.
Полстраны готовится.
Роберт Рождественский родился 20 июня 1932 года в селе Косиха, ныне Алтайский край. Отец Роберта — Станислав Петкевич был поляком из семьи, сосланной в Сибирь после варшавского восстания. Он работал в ОГПУ — НКВД, но уволился из НКВД в 1937 году, чтобы избежать ареста, и до Финской войны работал в Лесхозе. Во время войны он был командиром взвода 257-го отдельного сапёрного батальона 123-й стрелковой дивизии, и погиб в бою в Латвии 22 февраля 1945 года. Мать Роберта — Вера Павловна Фёдорова, до войны была директором сельской начальной школы, одновременно училась в медицинском институте, который с отличием окончила в 1941 году. В 1937 году родители Роберта развелись.
После начала войны мать была призвана на фронт, а Роберт остался с бабушкой. Потрясенный случившимся, он написал стихотворение «С винтовкой мой папа уходит в поход…». Его школьный учитель отнес стихотворение в редакцию газеты «Омская правда», где оно было опубликовано 8 июля 1941 года.
В 1945 году Вера Павловна вышла замуж за однополчанина — офицера Ивана Ивановича Рождественского.
Поэт Роберт Рождественский: "Я был верующим - верующим в Сталина..."
В ноябре 1993 года в Переделкине он дал собкору "Известий" интервью - как оказалось, последнее в своей жизни.
вопрос: У вас было счастливое детство?
ответ: Да. Потому что - детство. Оно было трудное. Но там была Победа, и она озарила все.
в: Но была и война...
о: Я ненавидел голос Левитана. Я плакал, а он говорил: "После тяжелых продолжительных боев..." Для нас, мальчишек, война прежде всего была голодом. Потом - холодом. Я не хочу сказать, что мне сильно досталось. В 1941 году я жил в Омске, где не стреляли, не убивали. Позже узнал, что в то время там в тюрьме - а я мимо нее ходил в гости к однокласснику - сидели Туполев и Королев.
в: Мальчишкой на фронт бегали?
о: Дважды. Один раз добежал до вокзала. А в другой раз показал себя умным и сноровистым и добрался аж до станции Омск-Товарная, это километра на три дальше. Но в НКВД ребята тоже были расторопные - взяли меня. Было мне тогда девять лет. Мать с отцом были на войне с самого начала, я жил с бабушкой, и только когда она умерла, мать выпросила отпуск, чтобы забрать меня с собой. Оформила меня как сына полка. У меня была перешитая форма, и мы поехали на фронт. Две недели ехали. Я был дико горд - проехать полстраны в военной форме! На каждой станции ходил вдоль вагона. Но в Москве матери знакомые сказали, что фронт готовится к наступлению. Она была военным врачом, ее место - у операционного стола. А я куда? Испугалась и оставила меня в детдоме. В Даниловом монастыре половину занимала тюрьма, половину - детдом. Обидно было до смерти, что на фронт не попал. Потом пришел дяденька, стал звать в военно-музыкальное училище. И мы с приятелем поперлись - вырваться из детдома хотелось. Опять же - форма. Так я стал воспитанником Красной Армии. Дудели до посинения. А потом был День Победы. 9 мая мы были на Красной площади. Нас качали. В самый салютный час - сотни прожекторов. Люди кидали мелочь в их лучи, и она искрилась. У меня оттуда осталось ощущение: не надо быть взрослым, надо быть счастливым...
в: Сейчас многие говорят: чувствовали, что жили в тюрьме.
о: Я не скрываю: я тогда был верующим - верующим Сталину, в Сталина. Это была именно Вера - со своими святыми, мучениками, заповедями. У нас тогда даже клятва была мальчишеская во дворе: "Честное ленинско-сталинское всех вождей". Мы были счастливы счастьем незнания. Потом, узнав, я ужаснулся. Особо меня потрясло, что даже когда не успевали город защитить, заводы вывезти - расстрелять заключенных успевали всегда.
Привычка
Необъятная страна
все мне снится по ночам.
Было в ней заведено
правило такое:
кто не знал, тот не знал.
А кто знал, тот молчал.
А кто знал и не молчал,
говорил другое…
Захотелось как-то людям
жизнь по-новому начать.
Очень сильно захотелось!
Да одно мешает:
кто не знал, не хочет знать.
Кто молчал, привык молчать.
А кто другое говорил, так и продолжает.
в: От "Реквиема" и "210 шагов" вы бы сейчас отреклись?
о: От "Реквиема" - нет. В "210 шагах" есть какие-то строчки, которые... нет, пусть, это все искренне. Я этими стихами ничего не добивался. К диссидентам себя не причисляю: писал о том, во что верил, на меня не давили. Хотя хреновина с цензурой все же была. В начале 1950-х написал я стихотворение "Утро", где писал, что люблю утро больше, чем ночь. Это стихотворение я прочитал по ТВ, тогда был только прямой эфир, и у какого-то чина был день рождения. Вот во время "поддачи" этот чин - говорят, это был Капитонов, первый секретарь МГК КПСС - его услышал. И сказал: "Что же, значит, мы жили ночью? Себя не щадили, с врагами боролись?!" Образное мышление у него неплохо было развито... После этого на книжку мою бумаги не нашлось, в газеты перестали брать...
в: Когда закончилась оттепель, снова началось давление - вам бывало страшно?
о: Не страшно - противно. Когда хоронили в Переделкине Пастернака, гроб несли на руках на кладбище, передавали друг другу. И вдоль этой дороги - ребята с фотоаппаратами. И ясно, что далеко не все - корреспонденты...
в: Вас не удивляет то значение, которое придавалось в России поэтам?
о: Может быть, это мода. А может, через поэтов люди достигали свободы. В хрущевские времена вечера поэзии были в одном ряду с разоблачениями сталинизма. День поэзии мы придумали - Твардовский, Смеляков, Светлов, сидя в моей шестиметровой комнате, в подвале дома возле ЦДЛ. Никто не знал, что это можно - это было как в Америку плыть. А какие озверительные толпы были на вечерах поэзии в институтах, на стадионах!.. Может быть, так возвышался поэт, потому что у нас обязанность изменять мир всегда возлагалась на кого-нибудь другого. Это очень удобно... Считать себя виноватым, сознавать свою долю ответственности - черта интеллигента. Сейчас же понятие интеллигенции размылось. Если утром человек идет не к станку, он уже интеллигент.
в: Что вас поражает в нынешнем человеке?
о: Его уверенность в том, что все можно резко изменить. Поражает прорезающийся голос улиц. У Блока улица поет: "Мы на горе всем буржуям/ Мировой пожар раздуем,/ Мировой пожар в крови -/ Господи, благослови!" Если буржуям на горе, значит, нам, пролетариям, на счастье. Вот готовность эта страшна.
Ты меня в поход не зови, -
мы и так
по пояс в крови!
Над Россией сквозь годы-века
шли
кровавые облака.
Умывалися кровью мы,
причащалися кровью мы.
Воздвигали мы на крови
гнезда
ненависти и любви.
На крови посреди земли
тюрьмы строили
и Кремли.
Рекам крови потерян счет...
А она все течет и течет.
Из сборника "Последние стихи Роберта Рождественского", 1994 год
Вошь ползет по России.
Вошь.
Вождь встает над Россией.
Вождь.
Буревестник последней войны,
привлекательный, будто смерть…
Россияне,
снимайте штаны!
Вождь
желает вас поиметь!
Из сборника "Последние стихи Роберта Рождественского", 1994 год